Abstract:
В статье анализируется проблема предопределения, как она представлена в главе «Фаталист» лермонтовского романа. Проблема дается не в привычной дульности веры в судьбу или неверия, но как целый спектр различных представлений о судьбе, проверяемых в лермонтовском тексте: судьба в мусульманском варианте, в христианском понимании, в простонародном представлении, в духе древних мифологических верований, с позиций здравого смысла и современного критического сознания, исходя из глубокого опыта жизни. Композиционная основа этих многообразных вариаций темы судьбы – поединок двух основных типов отношений с судьбой – в двух экспериментах, Вулича и Печорина.
The article deals with the problem of predestination in the last part of the Lermontov’s novel in chapter “Fatalist”. The problem is taken not in the traditional dualism of the belief in fate or negation of it, but as a spectrum of different ideas about fate: Moslem, Christian, traditional people’s beliefs, blind fate of old mythology, modern critical point of view, life experience. All these variants are organized in the composition round the struggle of two types of relations with the fate – in the experiments of Vulich and Pechorin.
Machine summary:
Проблема дается не в привычной дульности веры в судьбу или неверия, но как целый спектр различных представлений о судьбе, проверяемых в лермонтовском тексте: судьба в мусульманском варианте, в христианском понимании, в простонародном представлении, в духе древних мифологических верований, с позиций здравого смысла и современного критического сознания, исходя из глубокого опыта жизни.
Если он убивает себя, то это может означать все что угодно, например, в фаталистическом варианте: предопределение, назначившее ему именно эту минуту для смерти, вложило в его сознание желание подобного эксперимента, который по воле судьбы и осуществлен к торжеству ее.
Об этом предопределении говорит Печорин, внимательно наблюдая за Вуличем в ходе эксперимента: «…я читал печать смерти на бледном лице его.
». Действительно, у Вулича была причина для смущения: Печорин неуместными словами подтвердил его предчувствие, возможность близкой минуты смерти, не предотвращенную, не снятую, как оказалось теперь, отчаянным деянием… Вулич уходит в этом встревоженном состоянии смущения – навстречу случаю, сведшему его с обезумевшим казаком, и его неточная, ошибочная реакция на случай (зачем же ночью с пьяным разговаривать) не без подсказки темной силы (черт дернул) приводит к смерти.
И какая странная логика: Вулич как будто доказывает не-всесильность смерти: она не может коснуться человека, если его час не пришел.
Возможно, мы ощутим здесь некую логику судьбы Вулича, в его отношении к предопределению-счетоводу, но не разгадаем ее, если мы смотрим только на эту, текущую в этом отрывке жизнь… Но эта туша зарубленной свиньи, о которую едва не споткнулся Печорин, – это безобразие в действии предопределения, кажется, ничем в новелле не снято… 10.